Если вы считаете, что эти утверждения правда:
1. Пигмалион полюбил мраморную статую
2. Статую звали Галатеей
3. Статуя ожила на пьедестале и сошла к своему создателю
то вы на самом деле ошибаетесь.
Итак, открываем Овидия "Метаморфозы" (с комментариями) и читаем:
Давным-давно жил-был на Кипре милый юноша по имени Пумаийатон, названный так в честь финикийского царя, родственника Дидоны.
Некрасивое имя не понравилось потомкам - эстетам грекам, и в литературу он вошел как Пигмалион.
Знаменитая любовная история Пигмалиона началась с того, что его соседки сошли с ума.
Их звали пропетидами - по отцу, некоему Пропету. И эти девицы развлекались тем, что приносили в жертву путников.
Богиня Афродита рассердилась на девиц. И не из-за убийств прохожих, а по той причине, что девки осмеливались говорить, что Киприда - это не божество. И это-то на Кипре!
Из-за гнева богини они были вынуждены торговать своим телом (возможно, заниматься храмовой проституцией, возможно - вообще на дорогах).
Но видимо, получалось у них плохо, потому что Афродита не успокоилась, и превратила их то ли в камни, то ли в коров.
Говорят, что увидев, что случилось с пропетидами, Пигмалион потерял интерес к женщинам. Напрочь и совсем.
Случилась у него серьезная душевная травма.
Дальнейшие события, моя привычка думать обо всех дурно, а также элементарная логика заставляют задаться вопросом - где именно был и чем занимался Пигмалион в тот момент, когда проституток пропетид превращали в камень, что это так настолько отразилось на его психике и привело к импотенции?
Шло время. Чем-то надо было заниматься. Пигмалион занимался своим ремеслом - изготовлением скульптур.
Надо отметить, что работал он не по мрамору. А по слоновой кости.
Может быть, использовал он еще и золото. Называется это тогда - хрисоэлефантинная техника.
Хрисоэлефантинные статуи (хрисо = золото, элефант = слоновая кость) состояли из деревянного каркаса, на который наклеивались пластины слоновой кости - "обнаженное тело". Из золота исполняли одежду и волосы. А глаза делались инкрустацией перламутра и драгоценных камней, и поэтому выглядели совсем как живые - имели "взгляд". Ресницы делались из металла.
Неудивительно, что статуя создавала впечатление живого человека - чай, не каменная!
Пигмалиона начало колотить от такой красотищи. Да и целомудренная жизнь давала о себе знать.
Далее цитируем Овидия:
Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,
Тело пред ним или кость.
Деву целует и мнит, что взаимно; к ней речь обращает,
Тронет — и мнится ему, что пальцы вминаются в тело,
Страшно ему, что синяк на тронутом выступит месте.
То он ласкает ее, то милые девушкам вещи
Дарит: иль раковин ей принесет, иль камешков мелких,
Птенчиков, или цветов с лепестками о тысяче красок,
Лилий, иль пестрых шаров, иль с дерева павших слезинок
Дев Гелиад.
Он ее украшает одеждой. В каменья
Ей убирает персты, в ожерелья — длинную шею.
Легкие серьги в ушах, на грудь упадают подвески.
Все ей к лицу. Но не меньше она и нагая красива.
На покрывала кладет, что от раковин алы сидонских,
Ложа подругой ее называет, склоненную шею
Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может!
В общем, измусолил статую как мог.
Особенно это интересно с той точки зрения, что после того, как пропетид превратили в камень, с живыми женщинами у него ничего не получалось - а с твердой, вот, получилось.
Продолжаться все это могло до бесконечности, но тут случился праздник Афродиты. Пигмалион туда пошел и взмолился: «Коль все вам доступно, о боги, Дайте, молю, мне жену (не решился ту деву из кости Упомянуть), чтоб была на мою, что из кости, похожа!»
И Афродита пожалела товарища. Собственно, ведь она и была во всем изначально виновата.
А что гласят Метаморфозы?
В дом возвратившись, бежит он к желанному образу девы
И, над постелью склонясь, целует, — ужель потеплела?
Снова целует ее и руками касается груди, —
И под рукой умягчается кость; ее твердость пропала.
Вот поддается перстам, уступает — гиметтский на солнце
Так размягчается воск, под пальцем большим принимает
Разные формы, тогда он становится годным для дела.
Стал он и робости полн и веселья, ошибки боится,
В новом порыве к своим прикасается снова желаньям.
Тело пред ним! Под перстом нажимающим жилы забились.
Тут лишь пафосский герой полноценные речи находит,
Чтобы Венере излить благодарность. Уста прижимает
Он наконец к неподдельным устам, — и чует лобзанья
Дева, краснеет она и, подняв свои робкие очи,
Светлые к свету, зараз небеса и любовника видит.
В общем, все было не так романтично, как мы привыкли думать.
Но все равно достаточно позитивно.
Психиатрическая проблема мужского комплекса с помощью богини была разрешена.
У пары родилось по одной версии трое детей - два мальчика и девочка. Одного из мальчиков звали Кинир.
Любопытно, что дочери Кинира были превращены в ступени храма Геры, так как считали себя красивее ее.
После чего Кинир покончил с собой.
Какие-то явно нездоровые отношения с минералогией в этой семье.
В случае Пигмалиона это вообще называется Агалматофили я.
Кстати, еще интересный факт:
Жену Пигмалиона в греческих мифах Галатеей не звали. Это имя честно принадлежало одной из неирид.
А статуя оставалась безымянной.
Имя Галатея для статуи появилось впервые в 1762 году в сочинении Жана-Жака Руссо «Пигмалион».
Гёте, вон например, зовет ее вообще Элизой.
из источника: http://shakko-kitsune.livejournal.com/346955.html?thread=5220171
Творчество Б. Шоу побуждает читателя к раздумьям по многим причинам. Прежде всего потому, что сами произведения драматурга - это «интеллектуальные пьесы», или «пьесы-дискуссии» -так определили их направление критики. Прочитав «Пигмалион» Б. Шоу, я могу аргументировано с критиками согласиться. Это произведение на самом деле является отображением конфликта идеологий, произведением интеллектуальным, в основе которого - конфликт идей, взглядов, а не просто спором между отдельными людьми-персонажами. Как на меня, большое значение для понимания произведения имеет его название, а затем - и мифологический сюжет, как его переосмыслил художник. Всем известен миф о Пигмалионе, который создал скульптуру прекрасной женщины и сам влюбился в нее. По просьбе Пигмалиона, сама Афродита оживила статую - и со статуи явилась девушка Галатея. В чем-то сюжет мифа похож на сюжет Б. Шоу, но я вижу и много отличий. В конце концов, профессор фонетики Хиггинс, который учит правильному произношению Элизу Дулитл, определенным образом создает из цветочницы настоящую леди. Но то, что прячется за этим фабульным действием, совсем не похоже на соответствующие мифологические мотивы.
Действие драмы разворачивается вокруг профессора Хиггинса и цветочницы (т.е. человека из наиболее низких пластов лондонского общества) Элизы Дулитл. Конфликт в этом произведении - филологический. Профессор заключает пари с полковником Пикерингом, утверждая, что сможет научить Элизу произношению так, что никто не отличит ее от герцогини. Но обучение, которым интересуется и сама Элиза, происходит взаимно. Пока профессор учит свою ученицу языку, она учит его человечности. Об этом свидетельствуют последние сцены произведения, а именно - монолог Элизы, в котором она называет профессора неопрятным, грубым и т.п. Эти слова не просто поражают и приводят в удивление Хиггинса, но и побуждают его к раздумьям, изменяют его. Итак в пьесе есть не один Пигмалион, который лепит скульптуру. Может, это совсем не профессор, а обычная цветочница? Возможно, и так. Но более всего мне нравится другой ответ на вопрос «кто именно в этой драме является Пигмалионом?», и ответ этот такой: собственно, где сам автор возникает перед нами мифическим героем, который лепит, изменяет, создает. Б. Шоу, что поставил новые границы драмы, изменил художественные приемы, нарушил другие проблемы, - вот кто настоящий творец. Он изменяет общество. Своими интеллектуальными драмами автор разрушает постоянные, но бессодержательные стереотипы. Призывает посмотреть на них по-новому и посудить: то что определяет уровень человека - рождение, принадлежность к определенной социальной прослойке или уровень образования, эрудиция, духовность?
В произведении Элиза Дулитл, одна из многих девушек лондонских низов, оказывается в высочайших прослойках общества. Но это не является сказкой о Золушке. Так как такие изменения не стали подарком судьбы: Элиза училась и работала над собой, пусть эту работу сопровождали многочисленные нюансы и курьезы, а временами и неприятности. Б. Шоу - человек невероятного чувства юмора, оптимизма и, конечно, литературного таланта. Но он - большой гуманист. Так как именно личность человека становится для драматурга ценностью. Права человека, его перспективы, его возможности, в понимании писателя, должны зависеть от самого человека, а не от его происхождения. Бернард Шоу в своих произведениях часто парадоксален. В пьесе «Пигмалион» указывает на ту пропасть, которая фактически разделяет богатых и бедных. Ну разве не парадоксально? Разве те социальные стереотипы, которые сложились в обществе того времени, а кое-где бытуют и сейчас, не являются настоящими парадоксами?! И Б. Шоу на самом деле побуждает задуматься.
Парадоксальность, гуманизм и оптимизм, особый конфликт идеологий, дискуссии между героями, которые характеризуют их больше, чем поступки. Но же есть еще что-то, что и принадлежит настоящему искусству, - что-то неуловимое, какие-то подтексты, впечатления, детали. Произведения Б. Шоу не дают читателю правильных ответов. Но помогают ставить правильные вопросы! Парадокс? Нет, искусство…
«При всём при том,
При всём при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство — штамп на золотом,
А золотой — мы сами».
Р. Бернс
Известный во всём мире английский драматург Бернард Шоу прожил целый век, наверное, и потому, что умел смотреть на мир и видеть в нём парадоксы, которые избавили его от неразрешимых задач. Вот и иронизировал и потешался над умением людей ничего не понять из того, что у них происходит под самым носом. Я читал его примечания к «Ученику дьявола» и «Пигмалиону», в кото-рых он так прямо и говорит, что отношения героев и героинь вовсе не стандартная любовь, которая завершится или свадьбой, или героическим самоотречением во имя долга.
И какая же теперь связь с мифом о Пигмалионе?
В самом деле, в мифе скульптор получил безмозглый и бесформенный кусок мрамора, обтесал его так, как ему, художнику, захотелось. Мог сделать коня или Медузу Горгону, а мог фигуру женщины. Камню было всё равно, он объект — и только. Лошадь скульптору вырубать из камня не захотелось, и в мир пришла по велению своего творца Галатея. Будучи обобщением всех женских достоинств, она поразила своего творца, и он умолил Афродиту оживить камень. Богиня любви уважила чувства, и статуя ожила и всякое такое. Здесь и закончилась сказка и началась быль, о которой греки ничего не рассказали.
Шоу тоже не рассказал, что будет потом, и это, по-моему, единственное сход-ство с мифом.
В самом деле, не Генри Хиггинс выбрал из тысяч лондонских цветочниц Элизу Дулитл, а она его, да ещё и пообещала платить. Юная ученица была достойной дочкой «самого оригинального моралиста современной Англии», мусорщика и зем-лекопа, обладала несомненным лингвистическим талантом и уже была хороша собой, особенно если её довести до состояния «японки ослепительной чистоты», в каковом её родной отец не признал. Не зря полковник Пикеринг забеспокоился, честен ли его новый друг с женщинами, и получил успокоительный ответ, что конечно, нет. Мисс Элиза вовсе не была грязнулей, просто леди легко быть чистой, поскольку у неё есть ванна и множество специальных приспособлений...
Итак, мисс Дулитл вовсе не объект обтёсывания и полировки, как это было с куском мрамора у настоящего Пигмалиона, а, можно сказать, равноправный участник лингвистического эксперимента.
Теперь посмотрим, годится ли знаток гласных звуков в Пигмалионы, то есть в мастера, которые из мёртвого материала вытёсывают и полируют. Увы, даже будь Элиза куском инертной массы, не мистеру Генри этим заниматься, ибо великий учёный сам настолько неотёсан, что его собственная мать умоляет его не приходить в её приёмные дни, а его исключительно правильная в фонетическом oтношении речь пересыпана божбой и бранью, что в странном английском языке, если только словарь не врёт, одно и то же. Не Хиггинсу воспитывать Элизу, не Хиггинсу учить её всему, что не фонетика, не Хиггинсу открыть городской замарашке, что она не хуже светских девиц (а судя по поведению несчастного Фредди, так и лучше во всех смыслах), не Хиггинсу воспитать в ней благородную сдержанность чувств. Тех самых чувств, которые у Элизы были до и помимо мистера Генри. Научившись правильно выговаривать звуки родного, но литературного языка, Элизабет Дулитл не изменилась внутренне, оставшись труженицей и человеком в полном смысле этого слова. Это понимает зритель, это понимает Пикеринг, это понимает любой персонаж пьесы. Кроме мистера Хиггинса, всерьёз считающего, что он «создал» эту не подчиняющуюся ему девицу. Не блещет учёный и умом, и тактом, и благодарностью. Какой уж там Пигмалион...
Седой насмешник-автор опять подшутил над нами. Ничего общего с мифом о Пигмалионе в пьесе как-то не просматривается. Впрочем, Шоу не был бы Шоу, если бы в самом деле думал так, как изо всех сил нас убеждает. Материал с сайта
Ведь кто-то создал Хиггинса не никудышним светским молодым человеком типа Фредди? Кто вложил в душу уличной девчонки с ужасным выговором: «Кептин, купити луччи цвиточик у бедны девушки,» — самоуважение и стремление подняться над своим положением исключительно честными и прямыми путями? В пьесе есть горький эпизод, когда Элиза говорит о том, как низко она упала: раньше она торговала цветами, а теперь ей предлагают продать самоё себя. Кто научил её этому, уж не отец ли, который в своё время оценил своё отцовское чувство в пять фунтов, полученных от участников пари? Почему так мощны характеры Генри, Пикеринга, экономки, отца и дочери Дулитл и так вялы и слабы люди гостиных, даже бесспорно умная и широкая леди Хиггинс? Действие пьесы ни разу не приводит нас в церковь, и, наверное, не Всевышнего считает автор твор-цом сильных и красивых, несмотря на все их слабости, людей.
Кто создаёт красивые и сильные характеры, если исходный материал хоть на что-то годен? Или что?
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
Просмторов страницы: н/д «При всём при том, При всём при том, Пускай бедны мы с вами, Богатство - штамп на золотом, А золотой - мы сами». Р. Бернс Известный во всём мире английский драматург Бернард Шоу прожил целый век, наверное, и потому, что умел смотреть на мир и видеть в нём парадоксы, которые избавили его от неразрешимых задач. Вот и иронизировал и потешался над умением людей ничего не понять из того, что у них происходит под самым носом. Я читал его примечания к «Ученику дьявола» и «Пигмалиону», в которых он так прямо и говорит, что отношения героев и героинь вовсе не стандартная любовь, которая завершится или свадьбой, или героическим самоотречением во имя долга. И какая же теперь связь с мифом о Пигмалионе? В самом деле, в мифе скульптор получил безмозглый и бесформенный кусок мрамора, обтесал его так, как ему, художнику, захотелось. Мог сделать коня или Медузу Горгону, а мог фигуру женщины. Камню было всё равно, он объект - и только. Лошадь скульптору вырубать из камня не захотелось, и в мир пришла по велению своего творца Галатея. Будучи обобщением всех женских достоинств, она поразила своего творца, и он умолил Афродиту оживить камень. Богиня любви уважила чувства, и статуя ожила и всякое такое. Здесь и закончилась сказка и началась быль, о которой греки ничего не рассказали. Шоу тоже не рассказал, что будет потом, и это, по-моему, единственное сходство с мифом. В самом деле, не Генри Хиггинс выбрал из тысяч лондонских цветочниц Элизу Дулитл, а она его, да ещё и пообещала платить. Юная ученица была достойной дочкой «самого оригинального моралиста современной Англии», мусорщика и землекопа, обладала несомненным лингвистическим талантом и уже была хороша собой, особенно если её довести до состояния «японки ослепительной чистоты», в каковом её родной отец не признал. Не зря полковник Пикеринг забеспокоился, честен ли его новый друг с женщинами, и получил успокоительный ответ, что конечно, нет. Мисс Элиза вовсе не была грязнулей, просто леди легко быть чистой, поскольку у неё есть ванна и множество специальных приспособлений... Итак, мисс Дулитл вовсе не объект обтёсывания и полировки, как это было с куском мрамора у настоящего Пигмалиона, а, можно сказать, равноправный участник лингвистического эксперимента. Теперь посмотрим, годится ли знаток гласных звуков в Пигмалионы, то есть в мастера, которые из мёртвого материала вытёсывают и полируют. Увы, даже будь Элиза куском инертной массы, не мистеру Генри этим заниматься, ибо великий учёный сам настолько неотёсан, что его собственная мать умоляет его не приходить в её приёмные дни, а его исключительно правильная в фонетическом oтношении речь пересыпана божбой и бранью, что в странном английском языке, если только словарь не врёт, одно и то же. Не Хиггинсу воспитывать Элизу, не Хиггинсу учить её всему, что не фонетика, не Хиггинсу открыть городской замарашке, что она не хуже светских девиц (а судя по поведению несчастного Фредди, так и лучше во всех смыслах), не Хиггинсу воспитать в ней благородную сдержанность чувств. Тех самых чувств, которые у Элизы были до и помимо мистера Генри. Научившись правильно выговаривать звуки родного, но литературного языка, Элизабет Дулитл не изменилась внутренне, оставшись труженицей и человеком в полном смысле этого слова. Это понимает зритель, это понимает Пикеринг, это понимает любой персонаж пьесы. Кроме мистера Хиггинса, всерьёз считающего, что он «создал» эту не подчиняющуюся ему девицу. Не блещет учёный и умом, и тактом, и благодарностью. Какой уж там Пигмалион... Седой насмешник-автор опять подшутил над нами. Ничего общего с мифом о Пигмалионе в пьесе как-то не просматривается. Впрочем, Шоу не был бы Шоу, если бы в самом деле думал так, как изо всех сил нас убеждает. Ведь кто-то создал Хиггинса не никудышним светским молодым человеком типа Фредди? Кто вложил в душу уличной девчонки с ужасным выговором: «Кептин, купити луччи цвиточик у бедны девушки,» - самоуважение и стремление подняться над своим положением исключительно честными и прямыми путями? В пьесе есть горький эпизод, когда Элиза говорит о том, как низко она упала: раньше она торговала цветами, а теперь ей предлагают продать самоё себя. Кто научил её этому, уж не отец ли, который в своё время оценил своё отцовское чувство в пять фунтов, полученных от участников пари? Почему так мощны характеры Генри, Пикеринга, экономки, отца и дочери Дулитл и так вялы и слабы люди гостиных, даже бесспорно умная и широкая леди Хиггинс? Действие пьесы ни разу не приводит нас в церковь, и, наверное, не Всевышнего считает автор творцом сильных и красивых, несмотря на все их слабости, людей. Кого же? Кто создаёт красивые и сильные характеры, если исходный материал хоть на что-то годен? Или что?МИФ О ПИГМАЛИОНЕ
Не секрет, что античные мифы являются невероятно притягательными источниками сравнений и метафор. Красивую девушку мы непременно сравним с Афродитой, юношу не иначе как с Аполлоном, крепкого старца с твёрдым взглядом - с Зевсом - Громовержцем. Существует ещё масса примеров и куда более красивых и поэтичных.
К сожалению, человеку, претендующему на оригинальность, поживиться здесь уже нечем: большинство наиболее романтичных персонажей уже занято классиками мировой литературы. Взять хотя бы античную драму. Здесь каждый уважающий себя греческий поэт создал свою "Медею", "Иполлита" или "Алькесту". И более поздние авторы черпали вдохновение в мифологии, так что свободных греческих героев не осталось: все они уже воспеты, все они уже вошли в нашу жизнь как некие высшие идеалы, с которыми мы непременно стремимся сравнивать себя и свои поступки.
Однако же автор, не желая претендовать на какие - то вершины оригинальности, отважился таки написать эссе о Пигмалионе. Действительно, что нового можно сказать об этой действительно крайне героической фигуре? Не каждый же решится полюбить статую, а вернее, не у каждого на это хватит здравого смысла. Но что вообще сейчас можно сказать нового? Нам остаётся исключительно тянуть соки из достижений велких предков.
Чем же хорош образ вообще? Мы воспринимаем образ, в отличие от живого человека, лишённым противоречий. Образ твёрд, последователен и надёжен. Представляя себе Пигмалиона или кого - нибудь ещё, мы никогда не усомнимся в том, что он "прерасен" только в данный момент, а завтра Луна войдёт в другую фазу, и он, того и гляди, не скажет: "Вот ведь я дурак! Плачу днями напролёт возле какой - то статуи. Пойду - ка я лучше посмотрю на Олимпийские игры, или как коршун клюёт Прометея."
Нет, нам не придёт такое в голову. Наш Пигмалион не таков! Сомнения неведомы ему, он идеален в своей вере и никогда не изменит себе.
Думаю, что нет. И вот почему.
Всё дело в том, что любить статую - дело совсем не сложное. Оно, правда, осложняется необходимостью производства энного количества слёз, но и эту обязанность можно сделать приятной. Зато сколько плюсов! До своего оживления Галатея была просто идеальной спутницей жизни для романтичного, возвышенного Пигмалиона. Она никогда не капризничала, не требовала носить её на руках, дарить подарки. Ей никогда не было грустно, и Пигмалиону не приходилось пытаться её развеселить. Она не говорила глупостей, и нашему безусловно широко образованному скульптору не приходилось слушать их с милым видом и поддакивать. Она не требовала от него выносить мусор в тот самый момент, когда он полностью поглощён творческим порывом.
Она вообще от него ничего не требовала! Зато Галатея полностью разделяла интересы самого Пигмалиона. Действительно, она исполняла его мечту - была абсолютно такой, какой он хотел её видеть. Шутка ли, он сам её создал!
Да это же самая настоящая идиллия! Как говорится, чтобы все так жили. И тут появлется, как всегда у греков внезапно, Афродита, и конечно же из благих намерений, кладёт всему конец. Бедный, бедный наш Пигмалион! О Галатее умолчим. Будучи статуей, она не осознавала всех прелестей своего положения.
Но жизнь начнётся теперь совсем другая. Обыденность быта вместо романтических мечтаний о творчестве. В прошлом остались милые грёзы, томительные надежда и вера в чудеса. Началось... впрочем, все знают, что началось.
Но автор (о ужас!) не стремится пока что останавливаться. Он намеревается перейти от Пигмалиона древнего и мифического, к пигмалиону современному. В древности пигмалионы обладали ограниченным набором технических средств: молоток, зубило, слоновая кость. Но прогресс не стоит на месте, и современный пигмалион оснащён всевозможными многочисленными гаджетами. Понятно, что на создание Галатеи древний пигмалион тратил довольно большое количество времени. Жизнь современного пигмалиона значительно упрощена, и для создания своей Галатеи требуется лишь пара кликов мышью. Это даёт возможность создать уже не одну Галатею, а если потребуется, поставить их производство на поток.
Автор уже не говорит о том, какой разнообразный выбор у современного пигмалиона (если ему лень создвать Галатею самому, можно воспользоваться заготовкой или шаблоном по вкусу). Если же пигмалион всё же обладает общительным нравом, он может найти других пигмалионов, и они могут вместе создать себе Галатею. Почему бы нет?
Современному пигмалиону не требуется томится в ожидании богини, которая оживит его творение. Современный пигмалион куда практичнее. Он вполне осознаёт, что любовь к кому - то живому и реально существующему принесёт с собой ответственность, заставит страдать, прощать, а также грозит ему разочарованиями. В том то и прелесть создать свою Галатею, свою реальность, которая будет удовлетворять все его запросы. Нет, современный пигмалион однозначно умнее своего мифического тёзки!
Кроме того, наши времена отличаются от времён мифических ещё и тем, что встретить в жизни героя ещё проще, чем тогда. Зайдите на сайт знакомств, форум заядлых геймеров, да и, чего уж далеко ходить, во вполне обыкновенную социальную сеть - сколько пигмалионов вы там встретите! И каждый со своей Галатеей.
Выходит, что времена мифические отличались от времён современных более трепетным отношением к реальной жизни, чем времена реальные (прошу прощения за повторение).
Каждому человеку самому придётся выбирать, что больше ему по душе: придумывать себе свой мир, любить его и жить в нём, либо же принимать реальный мир таким какой он есть, и пытаться изменить его к лучшему. Выбрать первое проще, ведь советоваться придётся только с самим собой, и создавать то, что нужно исключительно себе. Во втором же случае требуются постоянное взаимодействие с окружающими, попытки прийти к общему мнению и учесть общие интересы, что зачастую так трудно, что может создаться ложное ощущение, что и невозможно.
Словом, каждому выбирать самому.